Вчера, в обед, подчинясь своему обычному расписанию, я сидел у себя в кабинете, просматривая истории болезни пациентов. И когда влетела Ларочка в слезах, я как раз пытался составить из "кардиограммы" связные слоги. Ларочка, продолжая плакать, упала на стул для посетителей и, задыхаясь от недостатка воздуха, начала:
- Доктор.... Тот, из палаты номер 10, опять поджег двери... А когда я говорила с ним, он так меня называл...
- Зовите молодого человека.
Через пять минут в мой кабинет практически зашвырнули юного поджигателя. Он напомнил мне селедку. Кивнув на стул напротив себя, я снова углубился в чтение историй болезни. Краем глаза я видел, что молодой человек довольно-таки развязно прошел к стулу, сел и крайне вальяжно на нем развалился.
Сначала он пытался со мной заговорить. Не вышло. Через пятнадцать минут он впал в ярость, но моей реакции не дождался. Потом заплакал. Потом сказал, что хочет в палату. Через два часа его монолога я, наконец, поднял глаза от заключения, которое писал последние часа полтора, и сказал вкрадчиво:
- В следующий раз я заговорю. Вы действительно хотите вступать в беседы со мной?
- НЕТ!
- Тогда не хулиганьте больше. А то мы будем встречаться каждый день.
Когда пациента уводили, он опасливо оглядывался через плечо. Я был немного удивлен, что молчание подействовало. Это не было специальным приемом. Просто погрузишись в работу, я в определенный момент забыл, что в комнате есть кто-то еще.
